АННА ГЕРМАН В МОЕЙ СУДЬБЕ
Девушка-инвалид, прикованная к коляске, пройдя через тяжелейшие испытания, сохранила в себе веру в жизнь и человеческое тепло. За неиссякаемый оптимизм судьба наградила Наташу любовью. Муж Женя и дочурка Анютка стали смыслом ее жизни, опорой и надеждой. А еще в самые трудные моменты Наташу спасала музыка, точнее творчество любимой певицы Анны Герман. В своих мечтах Наташа грезила, как однажды побывает на родине Аннушки, положит цветок на ее могилу. И вот наша газета («ТРИБУНА» - прим. автора сайта) совместно с туристическим агентством «Роза ветров» исполнила мечту Наташи: в конце ноября 2004 г. ей с мужем были вручены билеты на поезд Москва – Варшава.С чего все началось
Наташе было лет 6, когда она впервые увидела по телевизору передачу «Снова в СССР. Анна Герман».
– Будь я здоровым ребенком, я бы, вероятно, целыми днями носилась по улице и, скорее всего, просто пропустила бы эту передачу, – рассказывает сегодня Наташа. – Но, как видно, сама судьба распорядилась так, что я оказалась в тот день перед телевизором. Анна отвечала на вопросы ведущей, рассказывала о себе, о пережитой автокатастрофе и, конечно же, пела. И вот во время исполнения песни «Снова мамин голос слышу» произошло такое, что тронуло и глубоко взволновало мою детскую душу. Анна присела, склонила голову к плечу, так, что ее длинные волосы буквально легли на ступеньку сцены. В это время камера очень крупно взяла ее лицо. И меня поразили ее глаза… Они смотрели так задумчиво-печально, и вдруг… из них покатились слезы. Это длилось очень короткое время, но навсегда врезалось мне в память.
Спустя несколько лет мама мне сказала: «А ты знаешь, что Анна очень долго болела и умерла? Поэтому ее больше и не показывают по телевидению». Меня это известие как обухом пришибло. Как так, неужели эта красивая молодая женщина, так похожая на фею, с голосом, словно хрустальный лесной ручеек, ушла навсегда? В тот момент перед глазами встала та самая картина, виденная мной в детстве по телевизору: Анна и ее глаза, наполненные слезами… И я поняла то ее состояние – предчувствие трагедии. А дальше… Я стала мечтать, что однажды съезжу на родину Анечки – именно так в нашей семье и стали звать певицу…
Наташина любовь к творчеству Анны Герман обернулась знакомством с президентом Международного клуба поклонников певицы «Ты – моя любовь» Иваном Ильичевым. В мае 2003 года он пригласил Наташу и Женю в Москву на открытие Аллеи Анны Герман и именной Звезды на площади перед Концертным залом «Россия». Во время этой поездки наши герои познакомились с приехавшими в Москву мамой, мужем и сыном Анны Герман. А затем Ваня Ильичев поведал о судьбе Наташи и Жени читателям газеты «Трибуна». После публикации редакция газеты и турфирма «Роза ветров» решили подарить семейной паре поездку в Варшаву!
– Я, когда об этом узнала, думала, что у меня будет инфаркт, – смеется Наташа. – Во всяком случае, валерьянку пить пришлось.
Поезд
Москва – Варшава
На Белорусском вокзале в Москве счастливую пару провожали друзья из Клуба Анны Герман, а также корреспонденты «Трибуны». Вероятно, остальные пассажиры поезда и провожающие были немало удивлены – что за правительственную делегацию отправляют? Наташа все время улыбалась и твердила: «Это настоящий подарок судьбы!»
Ну а дальше читайте путевые заметки наших героев о том, как исполняются заветные мечтания. Рассказывает Наташа:
«Мы попрощались с Москвой, которая удалялась от нас под шум колес поезда. Как-то все пройдет на двух таможнях и границах и как встретит нас столица Польши? Волнения людей, впервые выехавших за пределы страны, вполне объяснимы. Но мы без проблем миновали Брест и подъехали к польской границе.
На вокзале Варшава-Центральня нас встречали собкор газеты «Трибуна» в Варшаве Алексей Корнилов с женой Наташей, а минут через пять к нашему вагону подошел муж Анны Герман пан Збигнев-Антоний Тухольский. Такой встречи мы не ожидали!
Прогулки
по польской столице
Варшава встретила нас солнцем. Меня приятно поразил тот факт, что все приспособлено для людей на колясках. Везде пандусы, лифты, автобусы низкие и с широкими дверьми без поручня посередине – прелесть!
В столице очень много красивых костелов. Мы зашли в один – св. Креста. В нем похоронено сердце Шопена. Шла служба, и народу было очень много. Мы тихонечко объехали помещение костела под неодобряюще-удивленные взгляды прихожан, мол, ведь служба идет, а вы тут шляетесь. А вообще-то сами поляки такие неторопливые, спокойные. Объясняешь продавщице в супермаркете что-то на смеси польского и русского, помогая себе жестами, а пани спокойно слушает и мило улыбается.
Нам очень понравилась ночная Варшава. Ее центр весь залит светом от фонарей. Очень торжественно при этом выглядит Замковая площадь, на которой стоит самый старый памятник не только Варшавы, но и всей Польши – Зигмунту Третьему. Привлекли нас и маленькие узенькие улочки, которые окружают Старе Място, – Пивна, Давна, Козья... По ним мы прошлись уже поздним вечером, когда стемнело. Скажу прямо – жутковато. Все казалось, будто вот-вот из темноты перед нами появятся рыцари в железных доспехах, или прошествует король со свитой, а может быть, пройдут с церковными песнопениями монахи... Днем же эта улочка выглядит совершенно безобидной и нестрашной. Везде на улицах елки, огни – очень красиво! Елку на Старе Място украшали при нас. Очевидно, это главная елка Варшавы.
Цветы для Анечки
На следующий день после нашего приезда в Польшу мы с нашими новыми друзьями Лешей и Наташей запланировали поездку на евангелическо-реформаторское кладбище, где и похоронена Анна Герман. За несколько месяцев до своей кончины Анечка приняла веру своей бабушки – адвентистов седьмого дня. Теперь эту же веру приняла и вся ее семья.
С самого утра начал накрапывать мелкий дождик, словно сама природа не выдержала и начала заново оплакивать Анну, ее безвременный уход... По дороге на кладбище, которое расположено на улице Житной, что в районе Воля, мы сделали остановку у одной квятарни – цветочного киоска и купили букетик любимых Аниных красных роз – червоных руж. Немного проплутав по незнакомым улицам, Алексей подъехал к небольшим открытым воротам. Мы в молчании вышли из машины, и мне дали в руки тот букетик... Кладбище оказалось старым, заложенным в начале XIX века, но очень ухоженным. Мы подошли: «Здравствуй, наша дорогая Анечка...» Склонившись с коляски, я положила букет, задержав руку на надгробной плите. Дождик почему-то все усиливался, будто небо хотело таким образом пропитать влагой наши розы. Поклониться Анне нас просили очень многие наши друзья, в том числе из Германии и Беларуси.
На могиле лежал небольшой сугроб снега, а на нем – цветы и скромный венок. На черном надгробии выгравированы скрипичный ключ и ноты псалма Давида, музыку к которым написала сама Анна, и слова: «Пан ест пастыжем моим» («Господь – мой пастырь»). На надгробии стоит лампадка. Лампадка – это добрый знак, знак того, что Анечку здесь не забывают, ее помнят.
Леша с Наташей, сделав пару снимков, незаметно ушли от нас, и мы с Евгением остались у могилы одни. Я негромко поделилась с мужем впечатлением того, что мне кажется, что Анна все чувствует и слышит меня. Сказав это, я вдруг ощутила – вот вы не поверите и можете сказать, что я все выдумала, но это все правда, – будто от могильной плиты поднялся легкий светлый дымок, и через секунду мне показалось, будто меня кто-то незримо – тепло и нежно – обнял за плечи... Этого прикосновения мне не забыть никогда. Скорее всего это была чистая, светлая и добрая душа Анны, спустившаяся на минутку с неба...
На обратном пути мы наткнулись на довольно крупный каштановый орех, непонятно каким образом оказавшийся на дорожке – ни на кладбище, ни поблизости не росло ни одного каштана, да и когда мы шли к могиле, на дороге не было никаких орехов. Не послала ли его сама Анечка в знак того, что она все слышала, чувствовала и даже побывала здесь, на этой грешной Земле? Во всяком случае, мы взяли этот каштан с собой, и он теперь всегда с нами. Перед тем как уйти с кладбища, мы все оглянулись еще раз на Анину могилу: вдали алел ярким пламенем наш букетик червоных руж. Покойся с миром, наша дорогая Анечка!
Сказка продолжается!
В этот же день вечером мы с Алексеем Корниловым поехали в район Жолибож к дому семьи Тухольских, к тому самому дому, о котором так долго мечтала Анечка и где она, к сожалению, так мало прожила. Двухэтажный, не очень большой каменный дом был освещен меньше чем наполовину, калитка была закрыта. Но пока мы высаживались и пока Женя сажал меня в коляску, из дома вышел сам хозяин – пан Збигнев-старший, а с ним выбежала и очаровательная собака какой-то охотничьей породы. Тара, так зовут собаку, большая, послушная и ласковая, с жесткой черной шерстью. Она нас обнюхала, поздоровалась, меня облизала всю и потом не отходила от моей коляски.
Поднявшись несколько ступеней наверх, мы попали в достаточно просторный коридор. Сердца у нас с мужем забились в трепетном волнении, а как же иначе – ведь мы входили в Анечкин дом. Скажу сразу – это очень хороший, теплый и гостеприимный дом, в котором ощущается какая-то светлая, добрая атмосфера. Дом наполнен положительной аурой, и в нем – вот удивительно! – постоянно ощущается Анино присутствие. Так и кажется, что она вот-вот откуда-то выйдет – может, даже из соседней комнаты... Много ее фотографий, особенно в комнате ее мамы – пани Ирмы.
И вот мы в гостиной. Совсем близко от входа – стол, за которым сидит старенькая (95 лет недавно исполнилось) пани Ирма. Она почти ничего не слышит и не видит, но держится молодцом. На судьбу не жалуется, только все говорит, что жизнь уже прошла. Все сетовала, как бы извиняясь: «Я никого из вас не вижу, поэтому прошу у вас прощения, что не могу сказать, что кого-то из вас знаю». Пан Збигнев ей по-польски сказал: «Мама, можешь говорить по-русски. Перед тобой русские люди». Меня так порадовали их отношения – настоящие, любящие. Он за ней так трогательно ухаживает, поправляет палку, дает в руки чашку с чаем и еду, а чуть позже, включив кассету с песней «Спасибо, мама» в исполнении Анны и сказав пани Ирме: «Аня сьпева!» – «Аня поет», – повернул магнитофон к пани Ирме: «Для мамы...»
За столом время пролетело незаметно. Поднимая бокал вина, я набралась отчаянной смелости и сказала по-польски, как и принято в таких случаях у поляков: «Сто лят!» («Сто лет!» – самое доброе из польских пожеланий). Услышав от меня эти польские слова, пан Збигнев весь расцвел, заулыбался и поднял вверх большой палец – он явно был растроган.
Перед уходом из этого доброго дома я взяла руку пани Ирмы и, гладя и целуя ее, сказала: «Спасибо сердечное вам, дорогая пани Ирма,
за все и прежде всего, конечно, за вашу прекрасную дочь. Живите, пожалуйста, еще долго-долго – и за себя, и за нее». Боюсь только, пани Ирма не могла меня услышать.
Я уже сидела в Лешиной машине, мужчины стояли на улице и курили, как вдруг дверца машины распахнулась, и ко мне нагнулся пан Збигнев. Он очень тепло и по-доброму обнял меня и сказал отчетливо по-русски: «Молодец!» Я поблагодарила его за все, и мы расстались. Мы с мужем навсегда сохраним самые добрые и светлые воспоминания о проведенных часах в этом поистине удивительном
доме…
Настал день отъезда, немного грустно было расставаться с Варшавой, с Польшей вообще и с нашими дорогими Алексеем и Натальей, с которыми у нас установились теплые, дружеские отношения. Леша привез нас на вокзал Варшава-Центральня, откуда уходил поезд на Москву. Прощальный взгляд на столицу Польши:
– До видзения, пани Варшаво, вшисткего наилепшего! (До свидания, пани Варшава, всего наилучшего!)
Увидим ли мы тебя когда-либо вновь? Очень бы хотелось в это верить...
Через полчаса поезд увозил нас на Родину».
Наталия ИСКАКОВА
Москва – Варшава – Москва
